В Москве, в издательстве «Эксмо» вышла книга Олега Жиганкова «Григорий Распутин. Правда и ложь». Автор пишет в ней о старце Григории с неподдельным живым интересом, подтверждая свое почитание Распутина, как праведника документальными свидетельствами. В книге много авторских отступлений, которые окрашены эмоциональностью, передающейся читателю. Оттого книга Олега Жиганкова особенно ценна. Она является не просто констатацией каких-то фактов, но волнующим читателя авторским размышлением над личностью старца Григорий, над эпохой в которую он жил.
Редакция сайта «Русский монархист» не во всем разделяет некоторые положения авторских размышлений, но при этом считает труд Олега Жиганкова значительным вкладом в дело исторической реабалитации Григория Распутина. Поздравляем автора с выходом книги и благодарим за любезное разрешение пользоваться тестом на своих страничках.
Старец Григорий Распутин и Царская Семья
1 января 1910 года великая княгиня Ксения записала в своем дневнике: «Так грустно, жалко Ники и непонятно». Это она писала о растущей дружбе между Царской Семьей и Распутиным. Большая Романовская семья делает все, что было в ее силах, чтобы порвать эту дружбу.
Радзинский (111): «Но Ники и Аликс уже не могут без встреч с Распутиным. И не только потому, что в его присутствии их мальчик мгновенно выздоравливает. Мужик выделялся на фоне дворцовой суеты, интриг и сплетен. Он всегда рассказывает о людях только хорошее, даже о своих врагах.
Они любят слушать рассказы о его странствиях. В них оживают «другие» люди, лишенные ярма — чинов и денег. В них — Бог и природа: встающее над полем солнышко, ночлег в траве под открытым небом — все, о чем царь, так любящий долгие прогулки и простую жизнь, может только мечтать. И еще: он ничего у «царей» не просил».
Да, он действительно никогда у них ничего не просил, а если предлагали — обычно отказывался. Хотя сам, по свидетельству Филиппова, в ту пору нуждался и часто занимал у того деньги — 20-100 рублей. Интересно, что Филиппов отмечает, что Распутин возвращал взятые в долг деньги.
«Не так как пишется, но на деле-то попасть к Высокопоставленным нужно быть очень осторожным и приготовленным ко всему, тогда от веры твоей повлияет на них Господь своею красотой. Они встрепещут и твое простое слово примут за самое высокое образование, потому что в них скажется особенно чего не опишешь, то есть повлияет Сам Господь своею благодатью. Я грешный тут бывал, то высказать не могу, у всех и вся и много кое-чего видел. Одно главное: кто живет со Христом нищий и убогий, у того радость больше его хаты, а и во дворцах и у Высокопоставленных, как Бога нет, уныние больше хижин. Действительно, много и среди аристократов таких, что благодати выше дворцов и умению к благочестию. Которые умеют себя унизить, у тех и благодать выше дворцов, не добиваются сей славы, а добиваются высшей благодати им и скорби как овсянна плева для ветра. А которые ждут от царя почестей и награды, а сами не заслужили — у них фундамент-то на песке. Вода пришла, и все унесло, то есть маленькая ошибка, а они уже то давятся, то стреляются, то напиваются, потому что они не искали небесной славы, а искали земного удовольствия. Бога и то купили в магазине — изумруд. А он-то, изумруд, у них заржавел и ржавчина послужила свидетелем. Кто Богу Царю служил и не искал славы, трудился — заслуга, не спал день и ночь, делал правду, служил Богу и уноровлял Батюшке Царю, на того и гора упадет — его не задавит, перенесет все с радостию и получит наслаждение даже больше старого». (Платонов, Терновый венец. С. 327).
«По словам некоторых приближенных к Ней людей, Императрица сначала не могла хорошенько усвоить себе его отрывочную речь, короткие фразы мало определенного содержания, быстрые переходы с предмета на предмет, но затем, незаметно, Распутин перешел на тему, которая всегда была близка Ее душе, — писал граф Коковцов. — Он стал говорить, что Ей и Государю особенно трудно жить, потому что им нельзя никогда узнать правду, т. к. кругом Них все больше льстецы да себялюбцы, которые не могут сказать, что нужно для того, чтобы народу было легче.
Им нужно искать этой правды в себе самих, поддерживая друг друга, а когда и тут Они встретят сомнение, то Им остается только молиться и просить Бога наставить Их и умудрить, и если Они поверят этому, то все будет хорошо, т. к. Бог не может оставить без Своей помощи того, кого Он поставил на царство и кому вложил в руки всю власть над народом.
Тут он ввел и другую нотку, также близкую взглядам Императрицы, а именно, что Царю и Ей нужно быть ближе к народу, чаще видеть его и больше верить ему, потому что он не обманет того, кого почитает почти равным Самому Богу, и всегда скажет свою настоящую правду, не то что министры и чиновники, которым нет никакого дела до народных слез и до его нужды.
Эти мысли, несомненно, глубоко запали в душу Императрицы, потому что они вполне отвечали Ее собственным мыслям». (Коковцев В. Н. Из моего прошлого. С. 409)
Свое объяснение находили слуги и приближенные Александры Федоровны:
«Государыня относилась к нему, как к святому, потому что Она верила в святость некоторых людей. Она его, наверное, уважала» (Дитерихс М. К. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале. 1922 г.)
«Помню, что однажды я высказала Ее Величеству свое некоторое сомнение в личности Распутина, — свидетельствовала камер-юнгфера Государыни Мария Густавовна Тутельберг. — Я сказала Ее Величеству, что Распутин простой, необразованный мужик. На это Ее Величество мне сказала: «Спаситель выбирал Себе учеников не из ученых и теологов, а из простых рыбаков и плотников. В Евангелии сказано, что вера может двигать горами», и, показывая на картину исцеления Спасителем женщины, Ее Величество сказала: «Этот Бог и теперь жив. Я верю, что Мой Сын воскреснет. Я знаю, что меня считают за мою веру сумасшедшей. Но ведь все веровавшие были мучениками» (Дитерихс М. К. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале. 1922 г.)
22 декабря 1906 года последовало удовлетворение ходатайства крестьянина Григория Распутина о разрешении впредь именоваться «Распутиным-Новым».
Начиная с 1907 года его стали чаще видеть во дворце. Вот запись воспоминаний родной сестры Николая II Великой княгини Ольги Александровны, сделанная канадским журналистом Йеном Ворресом: «Няни укладывали в постель четверых Великих княжон и их маленького брата, надевших белые ночные пижамки. Посередине комнаты стоял Распутин. Когда я его увидела, то почувствовала излучаемые им ласку и тепло. По-моему, дети его любили. В его обществе они чувствовали себя совершенно непринужденно. Помню их смех при виде маленького Алексея, который скакал по комнате, воображая, что он зайчик. Неожиданно для всех Распутин поймал ребенка за руку и повел его к нему в спальню. За ними последовали и мы с Ники и Алики. Наступила тишина, словно мы оказались в церкви.
Света в спальне Алексея не было, горели лишь свечи перед чудными иконами. Ребенок стоял, не шевелясь, рядом с рослым крестьянином, склонившим голову. Я поняла, что он молится. Картина произвела на меня сильное впечатление. Я поняла также, что мой маленький племянник молится вместе с ним. Я не могу всего объяснить, но я была уверена, что этот человек совершенно искренен.» (Воррес Й. Последняя Великая Княгиня).
Это свидетельство тем более ценно, что Ольга Александровна не являлась сторонницей Распутина и всячески пыталась отговорить государыню от дружбы с ним.Распутин действительно всем сердцем полюбил царскую семью, детей, чистоту которых он всячески желал охранить. Кроме того он чувствовал нависшую над ними: как и над всей страной, угрозу. Каким-то образом — Бог поставил — он оказался в святилище тогдашнего государства. Сам Распутин этого вряд ли для себя желал. Но когда это произошло, он не мог не осознавать того, какая на его плечи ложится ответственность. И если бы не любовь, которой было проникнуто все его служение, он бы с радостью уехал к себе в Покровское и никогда бы не приезжал в Питер. Но не приезжать он не может. В 1909 году Распутин пишет письмо царским детям, датированное 17 февраля, где есть такие строки: «Сладкие детки, вот наступает весна и цветочки цветут… Золотые мои детки, я с вами живу… Я скоро приеду к вам». (Платонов, Терновый венец. С. 397).
Очень возвышенно рисовал отношение царицы к сибирскому крестьянину князь Жевахов: «В Своем отношении к Распутину Императрица стояла на такой же высоте, на какой стояла вся «Святая Русь» пред келией старца Амвросия Оптинского или хибаркою преподобного Серафима… В этих отношениях находила свое лучшее выражение вся красота нравственного облика Императрицы, Ее глубочайшая вера, Ее смирение, преданность воле Божией… Эта черта, свойственная только русскому человеку, ищущему, в момент душевной боли, общения со святыми людьми, старцами и подвижниками, вместо того, чтобы «рассеяться» и бежать в гости, или в театр, так глубоко бы сроднила Императрицу Александру Феодоровну с русским народом, если бы между Нею и народом не была воздвигнута врагами России и династии стена, скрывавшая Ее действительный облик, если бы целая армия, в миллионы рук, не трудилась бы над этой преступною работою… Не вызывал сомнения у Императрицы Распутин еще потому, что составлял именно то явление русской жизни, какое особенно привлекало Императрицу, видевшую в его лице воплощение образов, с коими Она впервые ознакомилась в русской духовной литературе.
Этот тип «печальников», «странников», «юродивых», обнимаемых общим понятием «Божьих людей», был особенно близок душе Императрицы. Короче говоря, Императрица Александра Феодоровна была не только Русскою Императрицею, но и Русскою женщиною, насквозь проникнутою теми свойствами, какие возвеличили образ русской женщины и возвели Ее на заслуженный пьедестал.
И с этого пьедестала Императрица не сходила и выполнила Свой долг пред Россией, пред церковью и личной совестью до конца. И если, тем не менее, Она не была понята русским народом, то только потому, что была не только выше общего уровня Своего народа и стояла на такой уже высоте, какая требовала духовного зрения, чтобы быть заметной» (Жевахов Н. Д. Воспоминания. 237-238).
