3 марта 1917 г. Михаил Романов в своем «манифесте» заявил: „Призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти впредь до того, как созванное, в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа“… Всенародные выборы в Учредительное Собрание были проведены и делегаты выбраны, но первая сессия сумела собраться только 5 (18) января 1918 года, то есть уже после октябрьского переворота. Большевики сумели провести в Учредительное Собрание только около 200 из 800 делегатов. Такое меньшинство не могло узаконить большевистскую власть, и Учредительное Собрание было противозаконно и насильственно разогнано.
И это несмотря на то, что ещё ранее, 22 ноября 1917 г. Правительствующий Сенат, как высший судебный орган России, признал захват власти революционными партиями незаконным, а все декреты новой власти юридически неправомерными. При этом Сенат признавал законными как отречение Николая II, так и временную передачу Михаилом власти Временному правительству.
Высшие иерархи церкви, в том числе Обер-прокурор Святейшего синода, сразу же признали законность условной передачи власти Михаилом Временному правительству. Архиепископ Пермский и Соликамский Андроник назвал ситуацию «междуцарствием» и определил её так: «Узаконяющий Временное правительство акт об отказе Михаила Александровича объявлял, что после Учредительного Собрания у нас может быть и царское правление, как и всякое другое, смотря по тому, как выскажется об этом Учредительное Собрание»17. Через неделю после расправы в Перми над главным юридическим носителем монархистского принципа — Михаилом, архиепископ Андроник был закопан в землю живым. Почему же это произошло?
Керенский, принимая подписанный Манифест из рук Михаила, театрально воскликнул от имени собравшихся: «Ваше Высочество! Вы великодушно доверили нам священный сосуд власти. Я клянусь Вам, что мы передадим его Учредительному собранию, не пролив из него ни одной капли».
Не вина Михаила, что ни Керенский, ни Временное правительство в целом этой клятвы не сдержали. Хотя они и передали этот «сосуд» на поверку народной волей в Учредительном Собрании, но было уже слишком поздно, ибо реальная власть и вооруженные силы к моменту его созыва были уже в руках большевиков и их союзников. Сосуд был разбит вдребезги, а его содержимое кануло в Лету. Уже через месяц после подписания Манифеста генерал-лейтенант Михаил Романов был уволен с поста Главного инспектора кавалерии и лишён воинского звания. В августе Временное правительство подвергло его домашнему аресту в Гатчине по приказу Управляющего Военным Министерством бывшего террориста Бориса Савинкова. Тот усмотрел в Михаиле «угрозу обороне страны и завоеваниям революции» в связи с «мятежом» Корнилова.
Не все современники смогли понять «Манифест» Михаила. Одни упрекали его в «безволии», «политической слепоте» и «наивности». Другие — в том, что поддался либералам, масонам и другим скрытым «врагам».
Разумеется, можно усомниться в правомерности решения Михаила с политической точки зрения. Он мог бы попытаться удержать власть и подавить мятеж верными ему войсками, «остановить малой кровью кровь большую». Курнаков вспоминал о разговорах в «Дикой» дивизии после своей поездки в мятежный Питер: «Один вопрос больше всего интересовал всадников — судьба Великого князя. Я им рассказал, что он был под домашним арестом в Гатчинском дворце, физически не пострадал и в настоящий момент был в безопасности. Всадники качали головами, приговаривая: «Да хранит его аллах. Он был настоящий джигит. Почему не обратился к нам за помощью в тот момент: мы бы его не выдали».
