Предлагаем вашему вниманию воспоминания Семена Павлова — офицера пулеметной команды 10-го Кубанского пластунского батальона.
«Я хочу написать несколько строк в воспоминание о последней Государыне Земли Русской и Ее Детях, – написать о Них не как о Коронованных Особах, а просто как о людях, с Которыми я сталкивался близко в течение года с лишним в лазарете, где работали Государыня и две Ее старшие Дочери – Ольга и Татьяна. Сестры Романовы – вот скромное звание Высочайших Сестер в списках медицинского персонала лазарета.
В Собственный Ее Величества лазарет меня привезли с фронта 3 февраля 1916 года тяжело раненого: одна моя нога была совсем раздроблена, а другая сильно ранена в колено. Да, это был лазарет Государыни. Лазарет, созданный по Ее мысли, поддерживаемый Ее заботами и деньгами. Во главе лазарета стоял доктор медицины княжна Вера Игнатьевна Гедройц – прекрасный хирург и хороший скрипач, впоследствии расстрелянная большевиками. Ее ассистентом был совсем простой земский врач. Сестры милосердия большей частью были тоже нетитулованные, кроме графини Н. А. Рейшах-Рит. Делопроизводство, например, вел совсем малограмотный латыш. Несколько позже, в Евпатории и в Севастополе, мне не раз приходилось слышать: – А, наверное, чтобы попасть в этот лазарет, требовалась большая протекция, а вы, конечно, Шефского полка? Почему-то про Собственный Ее Величества лазарет думали, что туда могут попасть только титулованные, вроде князей, шефских и т. д. Конечно, это было большое заблуждение. Поэтому в ответ спрашивавшему я, улыбаясь, отвечал: – Я не Шефского полка: я самый обыкновенный офицер пулеметной команды 10-го Кубанского пластунского батальона. А протекция, чтобы попасть в Собственный Ее Величества лазарет, требуется действительно очень большая. Для этого нужно быть только … тяжело раненым. И действительно, главный контингент раненых лазарета составляли пехотинцы, реже – других родов оружия, еще реже гвардейцы и совсем редко титулованные. Я уже сказал, Собственный Ее Величества лазарет находился под Высоким покровительством не только по имени. Он в буквальном смысле был лазаретом Государыни, в котором работала Сама Императрица и две Ее старшие Дочери, – работали как самые простые, обыкновенные и милые сестры милосердия. 
Никогда не позабуду впечатления от первой встречи с Государыней. О том, что Государыня прибудет в лазарет после Своей сердечной болезни и трехмесячного отсутствия нам, раненым лазарета, было известно заранее. Ее приезд я ждал с нетерпением и волновался ужасно. Но помню – над всеми другими чувствами во мне господствовало любопытство. Личность Государыни в моем сознании связывалась с необычайным блеском и великолепием.
И что же? Если бы не моя палатная сестра, сопровождавшая Государыню и сказавшая при входе в палату: «А вот, Ваше Величество, наш новый раненый, прапорщик С. П. Павлов», – я бы так и не узнал Государыни: так разительно не сходилось мое представление о Ее личности с действительностью.
Предо мной стояла высокого роста, стройная Дама лет 50, в простом сереньком костюме сестры и в белой косынке. Государыня ласково поздоровалась со мной и расспросила меня, где я ранен, в каком деле и на каком фронте. Чуть-чуть волнуясь, я ответил на все Ее вопросы, не спуская глаз с Ее лица. Почти классически правильное, лицо это в молодости, несомненно, было красиво, очень красиво, но красота эта, очевидно, была холодной и безстрастной. И теперь еще, постаревшее от времени и с мелкими морщинками около глаз и уголков губ, лицо это было очень интересно, но слишком строго и слишком задумчиво. Я так и подумал: какое правильное, умное, строгое и энергичное лицо.
Великая Княжна Ольга, говорили, была похожа на Государя. Не знаю. При мне Государь ни разу не приезжал в лазарет: Он был на фронте. Но если Великая Княжна Ольга была похожа на Государя, то синие глаза Княжны говорили о том, что Государь был человек исключительной доброты и мягкости душевной. Великая Княжна Ольга была среднего роста стройная девушка, очень пропорционально сложенная и удивительно женственная. Все Ее движения отличались мягкостью и неуловимой грацией. И взгляд Ее, быстрый и несмелый, и улыбка Ее, мимолетная – не то задумчивая, не то рассеянная – производили чарующее впечатление. Особенно глаза. Большие-большие, синие, цвета уральской бирюзы, горящие мягким лучистым блеском и притягивающие. В обращении Великая Княжна Ольга была деликатная, застенчивая и ласковая. По характеру Своему – это была воплощенная доброта. Помню, раз мне было тяжело и неприятно: перевязки были моим кошмаром. Одно уже сознание, что вот, мол, через 20 минут меня возьмут на перевязку, кидало меня в холод и жар: такие страшные боли мне приходилось переживать. В этот день мне как раз предстояла перевязка. Пришла Княжна Ольга. Посмотрела на мое расстроенное лицо и, улыбаясь, спросила: – Что с вами? Тяжело? Я откровенно рассказал Ей, в чем дело. Великая Княжна еще раз улыбнулась и промолвила: – Я сейчас. И действительно, с этого времени мне начали впрыскивать морфий не за 3-4 минуты до начала перевязки, как это делали раньше и когда он не успевал действовать, а заблаговременно – минут за 10. 
В другой раз поручику Сергееву Великая Княжна cобственноручно написала письмо родным домой, так как у последнего была ампутирована правая рука. Вообще про доброту Княжны Ольги в лазарете рассказывали удивительные вещи. Если Великая Княжна Ольга была воплощением женственности и особенной ласковости, то Великая Княжна Татьяна была, несомненно, воплощением другого начала – мужественного, энергичного и сильного. Немножечко выше старшей Сестры, но такая же изящная и стройная, Она обнаруживала большую твердость и силу во всем. Соответственно Ее характеру и движения Ее, хотя и мягкие, были четки и резки. Взгляд – выразителен и смел. Здоровалась Она также чисто по-мужски, крепко пожимая руку и глядя прямо в глаза тому, с кем здоровалась. В минуты задумчивости глаза Княжны Татьяны принимали какое-то странное выражение. Они точно смотрели изнутри, мимо собеседника, куда-то вдаль. Такое выражение в глазах я замечал у слепых с открытыми глазами. Если Великая Княжна Ольга предрасполагала к откровенности и интимному разговору, то Великая Княжна Татьяна вызывала к Себе чувство глубочайшего уважения. Она была так же доступна, как и Княжна Ольга. Но в минуты тяжелого душевного состояния я обратился бы не к Ней, а именно к Великой Княжне Ольге, к Ее доброму славному сердцу. Великая Княжна Мария была дороднее обеих старших Сестер. Выше Княжны Ольги и чуть ниже Княжны Татьяны. Про Нее трудно было сказать что-либо определенное. Ее характер еще находился в периоде формирования. Тогда Она была еще очень застенчивой девушкой, полной и плотной, с большими темно-карими глазами. И лицо у Нее было настоящее, русское, простое, широкое, доброе и безхитростное. Во время революции, когда Царская Семья сидела арестованной, Она проявила Себя как натура исключительно сильная, энергичная и мужественная. Помню, придет, бывало, в лазарете к раненому в палату и просидит у него …час …два. Сама ни за что не уйдет – разве позовут старшие Сестры. Занимает больного разговорами, играет с ним в домино или в какую-нибудь другую игру и …увлечется Сама. Про Великую Княжну Марию говорили, что Она была похожа на Свою прабабку Императрицу Елизавету Петровну. Великая Княжна Анастасия днем бывала у нас редко. Она была еще совсем подростком. Про Нее я могу сказать лишь, что Она обещала быть красавицей и очень любила играть …в крокет. Наследник Престола был у нас всего четыре или пять раз: Он был вместе с Государем в Ставке. Но когда Он приезжал из Ставки к Матери, Его обязательно привозили к нам. Два раза я видел Его в форме армейской пехоты и два раза в черкеске, которая Ему очень шла. Это был живой, энергичный и бойкий мальчик, с удивительно белым и чистым цветом лица. В каждом Его слове, в каждом жесте так и чувствовалась невысказанная мысль: – Я Наследник!.. Наследник был удивительно похож на Свою старшую Сестру – Великую Княжну Ольгу: такой же нежный и чистый полуовал лица, такие же мягкие черты и такие же синие, ласковые прелестные глаза. Высокие Сестры приезжали в Свой лазарет ежедневно и проводили здесь зимой от 9 до 2-х часов дня, а весной и летом, кроме того, приезжали еще и вечером и частенько засиживались до часу ночи.
С приездом Высочайших Особ в лазарете начиналась трудовая жизнь – перевязки и операции. После Своей болезни Государыня редко принимала участие в этих работах. Обыкновенно Она привозила с Собой какую-нибудь работу, чаще всего вышивку. Садилась около особенно тяжело раненого и, занимая его разговором, одновременно вышивала. В этих вышивках сказывался большой и тонкий вкус Государыни: я редко видывал такую искусную вышивальщицу. Особенно хорошо вышивала Государыня цветной гладью – это были настоящие художественные работы.
Сидеть и ничего не делать в лазарете было исключительно привилегией Государыни. Остальные работали все. Великая Княжна Ольга взяла на Себя утренний разнос лекарств по палатам, и обязанность эту Она выполняла аккуратно, до педантизма. Принесет, бывало, лекарство, улыбнется ласково, поздоровается, спросит, как вы себя чувствуете и уйдет неслышно. Глядя на Нее, и на душе делалось светлее и чище: так иной раз в угрюмый осенний день, когда небо обволокло тучами и целый день идет дождь, думаешь о небольшом кусочке голубого весеннего неба. Иной раз Княжна Ольга переменяла и воду в вазах с цветами. Мне говорили – раньше Она работала и в перевязочной. Но ужасный вид искалеченных людей сильно расшатал Ее хрупкую нервную систему, и Она совсем отказалась от работы в перевязочной. Великая Княжна Татьяна Николаевна с самого открытия лазарета безсменно делала перевязки и помогала княжне В. И. Гедройц во время производства операций. Как выдерживал Ее нежный организм вид ужасающих ранений – не знаю. Мне лично было всегда странно видеть, как Она Своими проворными и ловкими руками накладывала перевязки на раны. И все у Нее выходило чисто, аккуратно и хорошо. Иной раз поднимет, бывало, голову, пристально посмотрит в глаза и, улыбнувшись, спросит: – Не больно? 
– Не больно, – отвечаешь сквозь стиснутые зубы, а боли на самом деле адские. Как-то Великая Княжна Ольга сказала мне, что завтра Они у нас в лазарете не будут, так как Они должны будут посетить лазарет Большого Дворца (Екатерининский дворец) и что Им там будет очень скучно. С присущей Ей мягкой и застенчивой улыбкой Великая Княжна объяснила и причины этой скуки: – Там все так строго и официально, что приходится следить за каждым Своим шагом, так как там Мы в центре внимания. Нам никогда там не нравилось и сестры там такие важные. Только у Себя, в Своем лазарете, Мы чувствуем Себя хорошо и уютно! В устах Великой Княжны это звучало очень оригинально. Действительно, Высокие Сестры любили Свой лазарет. Любовь эта проявлялась на каждом шагу и не на словах, а на деле – в каждой мелочи обыденной жизни. Прежде всего, взять бы хотя одно: все свободное время Семья Государя отдавала раненым и больным воинам вообще и, в частности, раненым и больным Своего лазарета. По причине войны все балы, все торжественные приемы во Дворце и официальные аудиенции были отменены и Царская Семья знала только одного рода развлечение – посещение разных лазаретов и в праздничные дни выезжала на литургию в Феодоровский Собор. Дальше. Зимой, например, Государыня регулярно присылала в лазарет свежие цветы и фрукты, весной – черешни и персики, летом – землянику, клубнику, дыни и арбузы, а осенью – груши и виноград. Когда под вечер слышались характерные звуки Императорского автомобиля у ворот нашего сада, раненые так и знали, что это Государыня хочет чем-нибудь побаловать Своих раненых. И раненые глубоко ценили эти знаки Монаршего внимания. Заботы и огорчения раненых весьма близко принимались Высокими Особами к сердцу. Так, например, в тяжелые минуты никто не умел так утешить человека, как Государыня. Она умела как-то особенно близко подходить к человеку. Много раз Государыня раненым лично помогала переводиться в другие полки, если сам раненый офицер почему-либо не мог туда перевестись. Помню, был такой случай. Капитан А-в из простых, но удивительно доблестный офицер, произведенный в офицеры за свои незаурядные боевые заслуги, никак не мог поехать домой на побывку. Причиной было то, что в Сибири не было так называемых эвакуационных пунктов и, следовательно, капитана А-ва нигде не могли взять на учет. Государыня выслушала капитана А-ва и даже поинтересовалась, что ему пишет жена из дому. Капитан прочитал Государыне письмо своей жены. Последняя выслушала письмо с глубоким вниманием и сказала: – Ничего, как-нибудь этот вопрос Мы уладим. На другой день в параграфе 1 приказа по Царскосельскому особому эвакуационному пункту я прочитал: «По Именному Высочайшему повелению капитан А-в увольняется на 3 месяца в отпуск домой в город Никольск-Уссурийск». Можно представить радость капитана А-ва. В другой раз в нашей палате умер поручик Васильев. По этому случаю Государыня сказала: – Не сумели мы его вырвать из когтей смерти. Слабы еще человеческие знания. – И на глазах Ее дрожали слезы. 
Раненым лазарета старались доставить всевозможные развлечения. По распоряжению Государыни раз и навсегда, если бы больные и раненые лазарета захотели покататься, из придворного ведомства присылались лошади – обыкновенно четырехместное ландо, спокойное и удобное. Об этом желании нужно было только заявить сестре палатной за день. И если во время катания Высокие Особы видели Своих раненых, то обязательно останавливали Свой автомобиль и подходили к ним. Помню, со мной самим был такой случай: меня повезли кататься в первый раз. Это было весной 1916 года. Так как я был очень слаб, то с нами поехала и моя палатная сестра. День стоял весенний – ясный, солнечный и веселый.
Сначала мы колесили по Екатерининскому парку, а потом нам захотелось в Павловск. Только что мы успели завернуть на прямое шоссе в Павловск, как нам повстречался Императорский автомобиль. В нем сидели Государыня и две старшие Великие Княжны Ольга и Татьяна. Увидев нас, автомобиль остановился. Государыня и Великие Княжны слезли с автомобиля, подошли к нам и минут 15 поговорили с нами. Расспросили раненых, как они себя чувствуют, не плохо ли и т. д. Был какой-то праздник. Кажется, чуть ли не Вознесение Господне. Шагах в 30 наше ландо окружала плотная и любопытная толпа. Она, наверное, дивилась, что Повелительница 180 миллионов так просто разговаривает с ранеными офицерами.
В лазарете довольно часто устраивались и концерты. На них приглашались или артисты Императорских театров, или же ученики Петроградской консерватории. Медицинские сестры у постелей раненых. В голове так много фактов, что не знаешь, который из них взять, чтобы лучше и ярче оттенить нежный и благородный образ Высоких Особ. Вот, например, летом 1916 года на фронте потребовались индивидуальные пакеты. По разверстке на Царскосельский особый эвакуационный пункт пришлось что-то около 100 000 пакетов и, в частности, на наш лазарет 10 000. В заготовке этих индивидуальных пакетов приняли участие все могущие работать раненые, весь сестринский персонал и Высокие Особы. Для работ было образовано четыре группы по 4 человека в каждой группе, так как самую работу по характеру производства можно было шаблонировать. В первой группе работала Сама Государыня, во второй группе работала Великая Княжна Ольга Николаевна, в третьей – Великая Княжна Татьяна Николаевна и в четвертой – Великая Княжна Мария Николаевна, против обыкновения оставленная Государыней позже 10 часов вечера на период предпринятых работ. В первой группе работал и я. От самого начала мы придали этой работе спортивный характер – кто больше? И эта спортивность увлекла нас всех. Не только нас, простых смертных, раненых офицеров и сестер, но даже Великих Княжен и даже …Саму Государыню. – Днем Мы заняты, – сказала при этом Государыня, – и чтобы судить о том, кто больше выделает пакетов, все группы должны работать в одинаковых условиях и одинаковое количество времени. В результате первая группа выделала больше всего пакетов. И это не потому, что другие группы старались уступить нашей группе, где работала Государыня, или же намеренно преуменьшали количество приготовленных пакетов, – нет, действительно, наша группа работала скорее и лучше всех других групп. И сколько было искреннего смеху, когда Сама Государыня присудила пальму первенства Своей группе. Уезжая на фронт в Ставку к Государю, Великие Княжны строго наказывали раненым писать Им туда письма. – Мы любим читать письма Наших раненых, – сказала как-то нам Великая Княжна Татьяна. – Пишите, Мы будем очень рады, – добавила Великая Княжна Ольга. И раненые писали. Еще перед отъездом на фронт Государыня выразила желание ко времени Своего приезда видеть меня на костылях. Поэтому в день Ее приезда в лазарет я принял свои меры. Мой вестовой Василий до прихожей довез меня на коляске, а там я взял костыли и уселся на плетеном кресле у входа. Жду. Входят Высокие Особы. Увидев меня, Государыня улыбнулась и промолвила: – Очень хорошо! Я ответил средним между утверждением и отрицанием. Но тут меня подвела почетная фрейлина, большая шалунья, безумно любившая Царскую Семью. – Ваше Величество! Вы не верьте ему, – сказала она. – Это он только сегодня встречает Вас на костылях. До сих пор он ни разу не ходил на костылях. Я готов был провалиться сквозь землю. Но Государыня улыбнулась еще раз и сказала: – И это хорошо, не ослушался: встретил на костылях. В этот день во время перевязок Государыня сидела в перевязочной. По окончании перевязки мне дали костыли, и я четыре раза прошелся во всю длину перевязочной. Боли были такие адские, что у меня на глазах выступили слезы. – Ничего, – утешила меня Государыня. – Это пройдет. И с этого дня в продолжение месяца Государыня ежедневно заставляла меня по 4-5 раз пройти по своей палате. И действительно, к концу первого месяца я начал ходить уже гораздо лучше. Боли постепенно уменьшались. Я был самым тяжелым раненым в лазарете. Было время, я почти умирал. Это было на Пасху 1916 года. Тогда в правой ноге у меня началось общее заражение крови, и одно время было такое положение, что врач лазарета даже подняла вопрос об отнятии у меня правой ноги. И только Государыня Императрица не позволила это сделать. Когда к Ней обратились по этому поводу, Она сказала доктору лазарета (об этом мне после рассказывала княжна В. Гедройц): – Отнять ему ногу, от слабости он может умереть скорее. Лучше положимся на волю Божию и …оставим ему ногу. Так я остался с обеими ногами. Мой сильный организм переборол болезнь. И первый раз, когда мне дали костыли, чтобы я попробовал ходить, Сама Государыня лично созвала персонал лазарета, чтобы все увидели, что умирающий Павлов начал ходить. Весной обыкновенно для нас, раненых, начинался праздник. Высокие Особы приезжали к нам и по вечерам с началом теплого времени. Обыкновенно с начала или же с середины мая. Их приезда мы всегда ждали с большим нетерпением. Высокие Особы приезжали в лазарет в сумерки. К этому времени раненые выходили на веранду или же ждали у крыльца. Вообще простота, с которой Себя держали Государыня и Великие Княжны была замечательна и… попросту нас поражала. Тому, кто сам не был очевидцем этого, даже трудно было себе представить, до какой степени Они были доступны. Абсолютно никакой официальности и натяжки. Это были простые, милые и хорошие люди, с которыми мы, раненые, всегда чувствовали себя хорошо, тепло и уютно. Простота Высоких Особ прямо очаровывала раненых, и они в свою очередь отвечали Им восторженным обожанием.
В этом чувстве обожания соединилось все. Это было сложное чувство, которое едва ли даже поддавалось точному анализу. Здесь было и восторженное удивление, и сильная любовь, и глубокая благодарность Высоким Особам за Их заботы и внимание к нам, и преклонение пред Их благородной простотой, но более всего уважения – глубокого, безпредельного уважения и преданности.
Никогда не позабуду одного случая.
На этот раз Государыня была необычно взволнована. Об этом говорили Ее блестящие не по-обычному глаза.
– Сегодня получила письмо от Алексея, – сказала Она. – Он пишет, что Его произвели из ефрейторов в младшие унтер-офицеры. По этому случаю Он пишет Мне, что Ему необходимо увеличить карманные деньги. До сих пор Он у Меня получал по 10 рублей в месяц. Что же, пришлось увеличить. Теперь Он получает в месяц уже по 20 рублей, да единовременно Я выслала Ему еще 10 рублей. Между прочим, я неоднократно обращал внимание на то, когда Государыня заговаривала про Алексея, Ее грустное лицо неуловимо менялось. Оно делалось особенно ласковым и приветливым. Может быть, Она потому так сильно любила Алексея, что Он был у Нее первым и единственным, но, может быть, Она любила Его особенно болезненно еще и потому, что боялась Его потерять каждую минуту. В последний раз Государыня с Княжнами была в лазарете в середине февраля 1917 года, а 22 февраля началась уже «великая и безкровная». Княжна Гедройц вызвала Государыню к телефону. – У телефона доктор Гедройц? – Да, Ваше Величество. – Передайте всем Нашим раненым привет. Как они себя чувствуют? – Больные волнуются за Вас и Вашу Семью, Ваше Величество. – Передайте им Нашу сердечную благодарность. Пусть не волнуются. Все в руке Божией. – Ваше Величество, офицеры Вашего лазарета просили меня повергнуть к Вашим стопам чувство безпредельной своей преданности до готовности пожертвовать для Вас и Вашей Семьи своей жизнью. – Еще раз передайте им Мою благодарность. Нам это сейчас особенно дорого. До свидания. Увидимся ли еще раз… Минута была тягостная. У княжны Гедройц на глазах были слезы. На другой день Царская Семья была арестована. Больше я Их не видел.
Семен Павлов — офицер пулеметной команды 10-го Кубанского пластунского батальона.
