«Первый тираж книги «Распутин, которого мы потеряли», — пишет в предисловии ко второму авторскому изданию Ф. Н. Козырев, — погиб в пламени костра, разведенного ревнителями благочестия на дворе одного из петербургских приходов. Уцелела лишь его небольшая часть, принадлежащая мне по праву автора. История тривиальная: после того, как рукопись прочел и одобрил к изданию настоятель, с книгой, уже оттиражированной, познакомились низшие церковные чины… [...] Мне было направлено официальное письмо приходского совета с печатью и под большим заголовком с упоминанием Московской Патриархии, где сообщались результаты освидетельствования: «Брошюра сия представляется вредной сознанию церковному… Призываем Вас впредь… действовать св. Церкви во благо; ибо и Господь пришел не раззорити закон, но исполнити».
Пока горят такие костры «православная общественность» и ревнители всяческих свобод, понятно, молчат. Да и чего, в самом деле, безпокоиться, ведь не Меня и «парижан» жгут. (Кстати, сжигать книги о. Меня в Екатеринбургской епархии подбил епископа Никона именно о. Авраам (Рейдман), что с полной достоверностью установила Комиссия Св. Синода iii. Но тогда, после аутодафе, в прессе устроили шумиху, свалив всю вину на Владыку. Инициатор, понятное дело, остался в тени. Знакомая еще со времен азефовщины история.)
Нас же не может не волновать и другое — духовное состояние исступленных критиков, о котором свидетельствуют они сами.
Вот что, например, поведала Л. П. Миллер собравшимся 17 июля 2001 г. в Свято-Игнатьевском скиту Ново-Тихвинского женского монастыря в Екатеринбурге монашествующим и мiрянам:
«Я вчера вечером, когда была на месте убиения Царской Семьи, увидев у одного молодого человека икону Распутина, просто закричала: «Это сатана, это сатана, уберите, уберите». Я не могла выдержать»iv. («По свидетельству очевидцев, увидев эту икону, Миллер возмутилась и, обращаясь к молодому человеку, сказала: «Убери дьявола!» Однако за него немедленно заступились стоявшие рядом люди. Во время ночной службы икону видели внесенной в храм»v.)
«Беда прямо с этим Распутиным…», — только и смог на это сказать организатор беседы о. Авраам. И впрямь беда, если человека от иконки так корёжит.
Для того, чтобы вполне оценить поведение Миллер, приведем несколько аналогичных автопризнаний ее предшественников:
Казанский собор в Санкт-Петербурге. 1913 год. Дни юбилейных торжество в честь 300-летия Дома Романовых. Председатель Государственной думы М. В. Родзянко впоследствии так описал свои чувства, которые всколыхнул в нем встреченный в храме Г. Е. Распутин, пришедший туда помолиться за Государя по Высочайшей воле: «Распутин повернулся ко мне лицом [...] Я почувствовал накипающую во мне чисто животную злобу, кровь отхлынула мне к сердцу, и я сознавал, что я мало-помалу прихожу в состояние подлинного бешенства. Я, в свою очередь, начал прямо смотреть в глаза Распутину и, говоря без каламбуров, чувствовал, что мои глаза вылезают из орбит. Вероятно, у меня оказался довольно страшный вид…»vi
Князь Ф. Ф. Юсупов, один из убийц Г. Е. Распутина: «Сойдя с лестницы, я увидел Распутина, лежащего на нижней площадке. Из многочисленных ран его обильно лилась кровь. Верхняя люстра бросала свет на его голову, и было до мельчайших подробностей видно его изуродованное ударами и кровоподтеками лицо. Тяжелое и отталкивающее впечатление производило это кровавое зрелище. Мне хотелось закрыть глаза, хотелось убежать куда-нибудь далеко, чтобы, хотя на мгновение, забыть ужасную действительность, и, вместе с тем, меня непреодолимо влекло к этому окровавленному трупу, влекло так настойчиво, что я уже не в силах был бороться с собой.
Голова моя разрывалась на части, мысли путались; злоба и ярость душили меня. Какое-то необъяснимое состояние овладело мною. Я ринулся на труп и начал избивать его резиновой палкой… В бешенстве и остервенении я бил куда попало… Все Божеские и человеческие законы в эту минуту были попраны.
Пуришкевич говорил мне потом, что зрелище это было настолько кошмарное, что он никогда его не забудет. Тщетно пытались остановить меня. Когда это, наконец, удалось, я потерял сознание»vii.
Уже после переворота Великая Княгиня Елизавета Феодоровна рассказывала кн. Ф. Ф. Юсупову, что «через несколько дней после смерти Распутина ее посетили настоятельницы многих монастырей с рассказами о поразительных событиях в их монастырях 29 декабря (в ночь на 30-е н. ст., в момент убийства. — С. Ф.). Во время ночных служб священники испытали приступы безумия, богохульствуя и испуская нечеловеческие крики; монахини разбежались по углам, крича, как одержимые, и поднимая юбки с непристойными движениями»viii.
Схожая картина наблюдалась в первые дни после февральского переворота 1917 года в Петрограде. В небольшой заметке с характерным названием «Усиление психических заболеваний» «Биржевые ведомости» 8 марта 1917 г. доводили до сведения своих читателей: «За истекшую неделю в городскую больницу Св. Николая на Пряжке, поступило 96 человек, заболевших психическим расстройством. Преобладают мужчины. Интеллигентов поступило 5 человек. 7-го марта поступило 27 человек. Ранее редко когда поступало более 6-ти человек в день»ix.
Всё это явления одного порядка, свидетельствующие о духовном состоянии людей. Тем более, что свидетельствуют об этом, повторяем, они сами.
Нам же при этом следует крепко памятовать слова святителя Филарета Московского, произнесенные им еще в первой половине XIX в.: «…Потерявшие добродетель охотно верят клевете на добрых».
Сергей Фомин
