Святой Царь и подлая крамола

NIIЦарь-Мученик Николай был самым сильным и мудрым Государем. Его отличала необыкновен­ная простота в отношениях. Он имел природный дар — великолепную память на лица, имена и со­бытия. Сердечность манер и сдержанность укра­шали Его Царское величие. Даже самое серьез­ное и обоснованное неудовольствие Он проявлял в вежливой форме, не оскорбительной для другого человека. Монарх, имевший два высших образо­вания — юридическое и высшее военное. Ему была чужда любая поза и неискренность, Импе­ратор всегда пренебрегал личным ради других. Полное самоотвержение и безграничная любовь к Отечеству. «Скромный в своих вкусах, в личной Своей жизни, даже в одеянии, донашивал иногда платие до штопки, Он, вместе с тем, становится самым широко гостеприимным хозяином, когда Он у Себя принимает гостей. Он тратит без сче­та, из Своих личных средств, нередко с щедростию, всегда остающейся неведомой, чтобы по­мочь в несчастиях людям». «Пушкин, который в своем «Борисе Годунове» дал глубочайшее про­зрение сущности Монархии, говорит:

Не должен Царский, голос

На воздухе теряться по-пустому.

Как звон святой

Он должен лишь вещать

Велику скорбь или великий праздник.

Это истинное понимание Царского достоинст­ва, чувство монархического такта, было в высшей степени присуще Государю».

«Воспитанный для царства, Он видел с ранних лет перед Собой огромность ожидающей Его за­дачи. Власть как долг: власть, возлагающая вели­кую ответственность — вот основная черта Его политического мировоззрения. Не честолюбие — его у Государя почти не было — не «вкус к вла­сти», ни, конечно же, какие-либо материальные соображения — Он жил [... ] скромнее многих Своих министров, [...] но понимание власти как права и обязанности одновременно лежало в ос­нове всех действий Императора Николая Второго. Он считал, что ответственность [.,.] за судьбы вверенной Ему Богом страны лежит на Нем, и что от нее никакой земной суд не может Его раз­решить. [...] Ответственность за Свои решения Он нес один перед Богом и историей, [...] не пе­релагал бремя ответственности ни на кого. [...] Высокое сознание ответственности, отношение к власти как к долгу, заставляло Государя в тече­ние многих лет относиться отрицательно к попыт­кам ограничения Его власти. Отвечать перед Бо­гом должен Он; а как отвечать, если не имеет свободы распоряжаться?.. Если бы Он искренно убедился, что для блага страны пригоднее иной порядок и что в России есть силы, которым мож­но доверить часть Священных прав — обязанно­стей, конечно, Он сделал бы это с радостию: ни личного властолюбия, ни потребности вмешивать­ся во все дела государства Он никогда не имел. Бремя власти Он нес как тяжелый долг. Но когда Он сделал шаг в этом направлении, как Он был встречен? Что же, разве те силы, которые так громко требовали прав, проявили то­гда понимание обязанностей? Когда был издан Манифест 17 Октября, разве не закрутилась по всей России какая-то дикая бесовская пляска? «Добейте гадину», — писали газеты. «Граждане! Жертвуйте на гроб Николая II», — остроумнича­ли революционеры на улицах. Что, Московское восстание было до или после Манифеста? — А когда собралась I Государственная Дума, которую Император все-таки встретил благожелательными словами, что Он видел от нее? Требования, тре­бования, резкие и властные по тону, отклонение поправки об осуждении террора, слова о крови под горностаевой мантией, поминутное бряцание мечом «революционного народа» …

Так ли уж был не прав Государь, когда после колебания не счел возможным доверить этим си­лам правление взбаламученной страной?!»

Да, «Один человек, исполняющий волю Божию, стоит более десяти тысяч ее нарушающих» …

Больше всего отвращало смутьянов следующая убежденность Царя Николая, в коей Его укреп­лял и поддерживал Григорий. Царь считал, «что всем управляет Бог, Помазанником Коего являет­ся Царь, Который поэтому не должен ни с кем сговариваться, а следовать исключительно Боже­ственному внушению. Если Царские веления со­временникам не нравятся, то это не имеет значе­ния. Результаты действий, касающиеся народной жизни, обнаружатся лишь в отдаленном будущем и лишь тогда получают сами эти действия пра­вильную оценку. Согласно сему Государь никого больше не слушается. [...] Царствование Нико­лая II превращалось таким путем в то самое, что утверждал еще в 1765 году фельдмаршал Миних: «Русское государство имеет то преимущество перед всеми остальными, что оно управляется Самим Богом, иначе невозможно понять, как оно существует» … Возвести это положение в догму суждено было Николаю Второму. Не на основании какой-либо системы или вперед начертанного плана и не в путях преследования твердо определенных целей стремился Он править Вели­кой Империей, а как Ему Бог в каждом отдель­ном случае на душу положит».

От Царя требовали самоупразднения, опира­ясь, якобы, на народные настроения. Когда «выс­шее общество» в лице Верховного Главнокоман­дующего В.К. Николая Николаевича довело Рус­скую Армию почти до поражения и Царь Нико­лай «выдержал огромный натиск, выслушал мно­жество верноподданнических любезных просьб, остался тверд и спасение Родины взял в Свои руки, вместо нравственной поддержки, в грозную минуту, Он встретил дружный отпор, кликуше­ские предсказания гибели, завуалированную враж­ду и то отношение, которое на практическом язы­ке можно было бы выразить словами: «мы Тебя, Царь-Батюшка, в грош не ценим»… «Все попыт­ки отговорить Царя указанием на опасность и риск занятия этой должности не помогли, — за­писал в своей книжечке профессор Павел Милю­ков. — Распутин убедил Императрицу, а Та Императора, что принятие командования, есть ре­лигиозный долг Самодержца. Мистический взгляд на Свое призвание, поддерживаемый сплотив­шимся придворным кружком, окончательно пара­лизовал все другие влияния. Отныне все попытки извне указать Царю на возрастающую опасность народного недовольства будут наталкиваться на пассивное сопротивление человека, подчинившего­ся чужой воле и потерявшего способность и жела­ние прислушиваться к новым доводам.

Милюков негодовал и бичевал. По русской пословице о красном словце, он не щадил никого. Увлекаясь сладкозвучием, говорил и писал мысли несдержанные, невыношенные, по существу, спор­ные, хотя и хлесткие. Душа у него была не рус­ская, чужая, интернациональная, — душа безрод­ного космополита. Ему были чужды отеческие традиции, потому и осуждала так презрительно религиозную мистику Царя. А как ценна была эта мистика в русской жизни; как был дорог народу совестливый Царь, постоянно обращаю­щий Свой взор к Правде Божией.

Можно ли было осуждать Царя за то, что в тяжкие, страшные дни крушения военного фронта Он взял в Свои руки непосредственное руково­дство борьбой с вторгшимся в пределы России врагом? Можно ли было на основании этого вы­ставить Его как безвольного, безхарактерного че­ловека, подчинившегося стороннему влиянию, с пассивным упрямством и умственной апатией? Не достоин ли был самого сурового осуждения тот, кто с такой завуалированной легкостью возвел ви­ну на неповинного, обвинив Царя в [апатии], что было отвратительной неправдой? Из каких источ­ников Милюкову были известны народные на­строения и почему он связывал рост народного недовольства со вступлением Царя в командова­ние армиями? «Я не могу сказать о настроени­ях моего села. А у них, видите ли, чувства все­го народа, как на ладони. Кто его спрашивал? Грех на душу берут эти люди. Неправду гово­рят; говорят отсебятину», — сказал в одном из разговоров Распутин.

Вступив в командование, Государь написал 25 августа Свое первое письмо Царице из Ставки:

«Благодарен Богу, все прошло, и вот я опять с этой новой ответственностью на Моих плечах. Но да исполнится воля Божия. Я испытываю та­кое спокойствие, как после Святого Причас­тия. Все утро этого памятного дня 23 августа, прибывши сюда, я много молился… Начинается новая чистая страница, и что на ней будет написано, один Бог Всемогущий ведает. Я под­писал Мой первый приказ и прибавил несколько слов довольно-таки дрожащей рукой» …

С той поры как Небесное Провидение присла­ло в укрепление Государю Императору Старца Григория прошло двенадцать лет… Мучительных и болезненных, за которые истинные и верные сыны Отечества, уповая на помощь Божию, пы­тались исправить состояние умов.

Царь-Мученик Николай и Его присные сеяли добрые семена…

А крамольники их вытаптывали…

И насадили плевелы…

Из книги «МУЧЕНИК ЗА ХРИСТА И ЗА ЦАРЯ ГРИГОРИЙ НОВЫЙ»

Рубрика размещения Цари династии Романовых.. Закладка постоянная ссылка.

Comments are closed.