Царь-Мученик Николай был самым сильным и мудрым Государем. Его отличала необыкновенная простота в отношениях. Он имел природный дар — великолепную память на лица, имена и события. Сердечность манер и сдержанность украшали Его Царское величие. Даже самое серьезное и обоснованное неудовольствие Он проявлял в вежливой форме, не оскорбительной для другого человека. Монарх, имевший два высших образования — юридическое и высшее военное. Ему была чужда любая поза и неискренность, Император всегда пренебрегал личным ради других. Полное самоотвержение и безграничная любовь к Отечеству. «Скромный в своих вкусах, в личной Своей жизни, даже в одеянии, донашивал иногда платие до штопки, Он, вместе с тем, становится самым широко гостеприимным хозяином, когда Он у Себя принимает гостей. Он тратит без счета, из Своих личных средств, нередко с щедростию, всегда остающейся неведомой, чтобы помочь в несчастиях людям». «Пушкин, который в своем «Борисе Годунове» дал глубочайшее прозрение сущности Монархии, говорит:
Не должен Царский, голос
На воздухе теряться по-пустому.
Как звон святой
Он должен лишь вещать
Велику скорбь или великий праздник.
Это истинное понимание Царского достоинства, чувство монархического такта, было в высшей степени присуще Государю».
«Воспитанный для царства, Он видел с ранних лет перед Собой огромность ожидающей Его задачи. Власть как долг: власть, возлагающая великую ответственность — вот основная черта Его политического мировоззрения. Не честолюбие — его у Государя почти не было — не «вкус к власти», ни, конечно же, какие-либо материальные соображения — Он жил [... ] скромнее многих Своих министров, [...] но понимание власти как права и обязанности одновременно лежало в основе всех действий Императора Николая Второго. Он считал, что ответственность [.,.] за судьбы вверенной Ему Богом страны лежит на Нем, и что от нее никакой земной суд не может Его разрешить. [...] Ответственность за Свои решения Он нес один перед Богом и историей, [...] не перелагал бремя ответственности ни на кого. [...] Высокое сознание ответственности, отношение к власти как к долгу, заставляло Государя в течение многих лет относиться отрицательно к попыткам ограничения Его власти. Отвечать перед Богом должен Он; а как отвечать, если не имеет свободы распоряжаться?.. Если бы Он искренно убедился, что для блага страны пригоднее иной порядок и что в России есть силы, которым можно доверить часть Священных прав — обязанностей, конечно, Он сделал бы это с радостию: ни личного властолюбия, ни потребности вмешиваться во все дела государства Он никогда не имел. Бремя власти Он нес как тяжелый долг. Но когда Он сделал шаг в этом направлении, как Он был встречен? Что же, разве те силы, которые так громко требовали прав, проявили тогда понимание обязанностей? Когда был издан Манифест 17 Октября, разве не закрутилась по всей России какая-то дикая бесовская пляска? «Добейте гадину», — писали газеты. «Граждане! Жертвуйте на гроб Николая II», — остроумничали революционеры на улицах. Что, Московское восстание было до или после Манифеста? — А когда собралась I Государственная Дума, которую Император все-таки встретил благожелательными словами, что Он видел от нее? Требования, требования, резкие и властные по тону, отклонение поправки об осуждении террора, слова о крови под горностаевой мантией, поминутное бряцание мечом «революционного народа» …
Так ли уж был не прав Государь, когда после колебания не счел возможным доверить этим силам правление взбаламученной страной?!»
Да, «Один человек, исполняющий волю Божию, стоит более десяти тысяч ее нарушающих» …
Больше всего отвращало смутьянов следующая убежденность Царя Николая, в коей Его укреплял и поддерживал Григорий. Царь считал, «что всем управляет Бог, Помазанником Коего является Царь, Который поэтому не должен ни с кем сговариваться, а следовать исключительно Божественному внушению. Если Царские веления современникам не нравятся, то это не имеет значения. Результаты действий, касающиеся народной жизни, обнаружатся лишь в отдаленном будущем и лишь тогда получают сами эти действия правильную оценку. Согласно сему Государь никого больше не слушается. [...] Царствование Николая II превращалось таким путем в то самое, что утверждал еще в 1765 году фельдмаршал Миних: «Русское государство имеет то преимущество перед всеми остальными, что оно управляется Самим Богом, иначе невозможно понять, как оно существует» … Возвести это положение в догму суждено было Николаю Второму. Не на основании какой-либо системы или вперед начертанного плана и не в путях преследования твердо определенных целей стремился Он править Великой Империей, а как Ему Бог в каждом отдельном случае на душу положит».
От Царя требовали самоупразднения, опираясь, якобы, на народные настроения. Когда «высшее общество» в лице Верховного Главнокомандующего В.К. Николая Николаевича довело Русскую Армию почти до поражения и Царь Николай «выдержал огромный натиск, выслушал множество верноподданнических любезных просьб, остался тверд и спасение Родины взял в Свои руки, вместо нравственной поддержки, в грозную минуту, Он встретил дружный отпор, кликушеские предсказания гибели, завуалированную вражду и то отношение, которое на практическом языке можно было бы выразить словами: «мы Тебя, Царь-Батюшка, в грош не ценим»… «Все попытки отговорить Царя указанием на опасность и риск занятия этой должности не помогли, — записал в своей книжечке профессор Павел Милюков. — Распутин убедил Императрицу, а Та Императора, что принятие командования, есть религиозный долг Самодержца. Мистический взгляд на Свое призвание, поддерживаемый сплотившимся придворным кружком, окончательно парализовал все другие влияния. Отныне все попытки извне указать Царю на возрастающую опасность народного недовольства будут наталкиваться на пассивное сопротивление человека, подчинившегося чужой воле и потерявшего способность и желание прислушиваться к новым доводам.
Милюков негодовал и бичевал. По русской пословице о красном словце, он не щадил никого. Увлекаясь сладкозвучием, говорил и писал мысли несдержанные, невыношенные, по существу, спорные, хотя и хлесткие. Душа у него была не русская, чужая, интернациональная, — душа безродного космополита. Ему были чужды отеческие традиции, потому и осуждала так презрительно религиозную мистику Царя. А как ценна была эта мистика в русской жизни; как был дорог народу совестливый Царь, постоянно обращающий Свой взор к Правде Божией.
Можно ли было осуждать Царя за то, что в тяжкие, страшные дни крушения военного фронта Он взял в Свои руки непосредственное руководство борьбой с вторгшимся в пределы России врагом? Можно ли было на основании этого выставить Его как безвольного, безхарактерного человека, подчинившегося стороннему влиянию, с пассивным упрямством и умственной апатией? Не достоин ли был самого сурового осуждения тот, кто с такой завуалированной легкостью возвел вину на неповинного, обвинив Царя в [апатии], что было отвратительной неправдой? Из каких источников Милюкову были известны народные настроения и почему он связывал рост народного недовольства со вступлением Царя в командование армиями? «Я не могу сказать о настроениях моего села. А у них, видите ли, чувства всего народа, как на ладони. Кто его спрашивал? Грех на душу берут эти люди. Неправду говорят; говорят отсебятину», — сказал в одном из разговоров Распутин.
Вступив в командование, Государь написал 25 августа Свое первое письмо Царице из Ставки:
«Благодарен Богу, все прошло, и вот я опять с этой новой ответственностью на Моих плечах. Но да исполнится воля Божия. Я испытываю такое спокойствие, как после Святого Причастия. Все утро этого памятного дня 23 августа, прибывши сюда, я много молился… Начинается новая чистая страница, и что на ней будет написано, один Бог Всемогущий ведает. Я подписал Мой первый приказ и прибавил несколько слов довольно-таки дрожащей рукой» …
С той поры как Небесное Провидение прислало в укрепление Государю Императору Старца Григория прошло двенадцать лет… Мучительных и болезненных, за которые истинные и верные сыны Отечества, уповая на помощь Божию, пытались исправить состояние умов.
Царь-Мученик Николай и Его присные сеяли добрые семена…
А крамольники их вытаптывали…
И насадили плевелы…
Из книги «МУЧЕНИК ЗА ХРИСТА И ЗА ЦАРЯ ГРИГОРИЙ НОВЫЙ»