Христианство Распутина отличалось от византийского православия примерно так же, как поведение Иисуса Христа от принятых между фарисеями и саддукеями форм и стандартов. «Приближались к Нему мытари и грешники слушать Его. Фарисеи же и книжники роптали, говоря: Он принимает грешников и ест с ними» (Евангелие от Луки 15: 1-2).
Мария Распутина пишет: «Весь облик отца, его поведение, манера говорить, сам ход его мыслей мало вязались с традиционными представлениями о старцах — благостных, спокойных . Он был новый тип, рожденный самим временем. Новый — это очень важное объяснение. Однако оно нуждается в дополнении, которое никто до сих пор так и не сумел или не осмелился сделать. Мой отец действительно был старцем, но только старцем, которому не был чужд мир, старцем, помыслами живущим на земле. Он был мирской со всех точек зрения. Но он знал секрет — как спастись в этой жизни».
Нестандартное поведение Распутина, общавшегося с равным радушием и уважением с монахами, проститутками, бедняками, больными, преступниками, генералами и сановниками заставило большую часть официального церковного руководства того времени отвернуться от него. Феофану это было нелегко сделать, потому что он сам не раз имел возможность убедиться в удивительном духовном озарении Григория.
О встрече с Феофаном, как раз в пору его знакомства с Распутиным, существуют воспоминания родственницы Феофана (сестры жены его брата) М. Белевской-Летягиной: «Во время беседы он ни разу не поднял глаз. Сестра начала передавать ему бесконечные поклоны и родственные приветствия, но о. Феофан сидел молча, не проявляя никакого интереса к словам сестры, потом встал и предложил нам пойти в академический сад. Мы с сестрой поняли, что он хочет остаться с нами и что-то сказать без свидетелей… В саду он сразу же начал говорить нам о необыкновенном старце-крестьянине, который недавно приехал из Сибири и часто у него бывает. По словам о. Феофана, этот старец был необыкновенной святости и прозорливости. «Такой молитвы я ни у кого не встречал», сказал он, «и вот я вспомнил о Тебе», повернулся он в мою сторону, «и хочу, чтобы Ты пришла вместе помолиться со старцем. Ты увидишь, как тебе легко будет жить после этой молитвы, и какой ясной покажется вся жизнь. Государыня, у которой я бываю, также заинтересовалась старцем, и скоро он будет введен во дворец. А потом, прибавил он, улыбаясь, ты же интересуешься своей жизнью, все ведь девушки хотят знать будущее — он тебе его предскажет. Он знает все и читает по лицам прошлое и будущее каждого человека. Этого он достиг постами и молитвой. Его зовут Распутин, вот приходи и познакомься с ним…»
Однако религиозность Григория Распутина, при всей ее очевидности и почти горячности, резко отличается от той религиозности, которую пытался диктовать обществу почитавшийся самым авторитетным слоем духовенства монашеский слой. К примеру, Феофан, восхищавшийся невероятной духовной проницательности Григория и его молитвенному духу, тем не менее, не мог простить ему того, что Григорий Ефимович мало ценил всю ту аскетическую практику, которой монахи так гордились. Например, в своей вынужденной поездке с Распутиным по Уралу Феофан будет изумлен тем, что Распутин заказывал себе пищу и щелкал орехи, в то время как монахи постились, чтобы натощак приложиться к святыням в Верхотурском монастыре, в который они направлялись. Также, замечает Феофан, когда в монастыре началась служба, Григорий ушел «куда-то в город».
Философ Василий Розанов высказался о Распутине так: «Все «с молитвою» ходили по рельсам. Вдруг Гриша пошел без рельсов. Все испугались… Не того, что «без рельсов». Таких много. Но зачем «с молитвою»? «Кощунство! Злодеяние!»
Я его видел. Ох, глаз много значит. Он есть «сам» и «я». Вдруг из «самого» и «я» полилась молитва. Все вздрогнули. Позвольте, уж тысячу лет только и повторяют молитвы. И все — «по-печатному». У него — из физиологии».
Но еще большая разница оказалась в воззрениях Феофана и Распутина на главные вопросы того времени — вопросы войны и мира. Дело в том, что Феофан, будучи к тому времени епископом, духовником Царской Семьи и популярной в народе фигурой использовал все свое влияние для разжигания войны, стараясь внушить те же мысли и своей пастве, в том числе царю с царицей. Григорий же последовательно отстаивал антивоенную, миротворческую позицию. Это и решило исход их дружбы.
«Ежели я огорчил, помолись и прости: будем помнить хорошую беседу, а худую забывать и молиться, — прислал Феофану телеграмму Распутин. — А все-таки бес не столь грех, а милосердие Божие боле. Прости и благослови как прежний единомышленник». Но ответа не получил.
Феофан возненавидел Распутина. Внешним поводом для этой ненависти стало то, что Феофан видел, что Григорий охотно общается с женщинами, и мало церемонится с ними, общаясь с ними так же запросто, как с мужчинами. Была задета самая уязвимая, самая болезненная струна души епископа Феофана. Митрополит Вениамин, хорошо знавший Феофана, писал про него: «Рассказывали про него, что пришла поздравить его с пострижением в иноки мать: тогда она была уже вдовой. Он принял её. Потом заходила и сестра — девица, но ее он не принял.
Одна матушка, жена священника, прислала о. Феофану вышитый пояс на подрясник; а он бросил его в пылающую печь. Так началась иноческая жизнь его… Еп. Феофан отодвигал дальше от себя людей, в особенности женщин. Иногда в этом отношении были случаи из ряду вон выходящие».
Потому клеветническое обвинение против Распутина, которое было злонамеренно подброшено Феофану, касалось именно женщины. К нему, сторонившемуся обычно женщин, на исповедь пришла женщина, которую он не мог не принять. Она «открыла» епископу «дурное поведение» сибирского старца. История была нелепая, явно сфабрикованная, но епископ Феофан, и мысли не допускавший о лжи на исповеди, поверил ей, и, в нарушение тайны исповеди, рассказал об услышанном императрице и синодальным митрополитам. Позднее женщина та покаялась в клевете, в том, что ее подкупили, но дело было сделано. Григорий Распутин в своем дневнике писал: «Тяжелые переживаю напраслины. Ужас что пишут, Боже! Дай терпения и загради уста врагам! Или дай помощи небесной, то есть приготовь вечную радость твоего блаженства».
Феофан, тем не менее, бросает в адрес Григория самое страшное обвинение, которое могла сделать Церковь: Распутин находится в состоянии духовной прелести. Иными словами он прельщен дьяволом и служит ему, его силою творя чудеса. Опять-таки, обвинение это не ново и звучало оно некогда в адрес Иисуса Христа, которого обвиняли в том, что отец у него сатана, и что он силой дьявола совершает чудеса.
Феофан идет лично жаловаться на Распутина царице. Но та, выслушав его внимательно, сказала Феофану с сожалением, что тот совершенно не понимает ни ситуации в стране, ни ее, ни Распутина. Феофан с ужасом понимал, что тонкая ниточка, которая связывала его с царицей, была им самим порвана. Она отказалась иметь его своим духовником. И этого Феофан не мог простить ни ей, ни тем более Распутину.
Но вскоре после этой встречи именно Распутин пришел к еп. Феофану мириться. Старец Григорий враждовать не любит, он готов унижаться — только бы примириться с добрым, наивным вл. Феофаном. Как вспоминал сам Феофан: «Распутин упал мне в ноги, просил простить… но я выгнал его и велел никогда более не приходить».
Игумен Серафим (Кузнецов), автор книги «Православный Царь-мученик», так пишет о том, что произошло между Григорием и Феофаном: «Впоследствии у Григория Распутина с епископом Феофаном вышли неприятности. Последний ставил в вину Григорию Распутину то, что якобы ему одна какая-то женщина открыла на исповеди неблагопристойное поведение старца Григория. Епископ Феофан и здесь показал свою неопытность духовную, на слово поверил этой женщине, которая, впоследствии оказалось, все это придумала; но это еще ничего, он доложил Царице, что ему на исповеди такая-то открыла нехорошее по отношению поведения Григория. Каково же было глубоко верующей Императрице слышать от своего духовника то, что ему было открыто на исповеди! Значит, сегодня он будет говорить одно, завтра — другое Этим своим поступком, недопустимым для духовника, он решительно оттолкнул от себя так преданную доселе духовную дочь — Царицу, которая чуть-чуть совершенно не потеряла веры в подобных епископов-духовников а отказ женщины от своих слов [о домогательстве Распутина], сказанных на исповеди епископу Феофану, укрепили убеждение царицы по [несправедливому] отношению своего духовника епископа Феофана к Григорию Распутину». (Серафим (Кузнецов), игумен. Православный царь-мученик. С. 161).
Олег ЖИГАНКОВ
