В интервью опубликованном в Петербургской газете от 13.10.1913. Распутин сказал Разумовскому «Я…, бывал на Старом Афоне – великий грех там от греков и живут они неправильно, не по-монашески Но болгары еще хуже. Как они издевались над русскими, когда нас везли; они – ожесточенная нация, ощетинилось у них сердце; турки куда религиознее, вежливее и спокойнее».
Правоту слов Григория Ефимовича относительно беззаконий греческих и болгарских монахов на Святой Горе подтвердило безстыдное послереволюционное «выдавливание» с Афона русских монахов и нынешнее более чем жалкое положение там единственной русской обители.
Но началось все в том же, 1913 г., когда было опубликовано интервью старца Григория. В этом юбилейном для Российской Империи году 300-летия Дома Романовых совершился первый в истории Святой Горы погром русских обителей, когда под прикрытием борьбы с имяславием, объявленного греческими выучениками западных теологических институтов «ересью», оттуда было изгнано до полутора тысяч русских монахов.
Так же были прозорливыми и слова старца Григория: «Теперь больше мыслят по-христиански, чем чувствуют. Вот в этом корень зла в мире. Готовятся к войне /балканские/ христиане, проповедуют ее, мучаются сами и всех мучают. Нехорошее дело война, а христиане вместо покорности прямо к ней идут.
Антивоенная позиция Григория Распутина, по мнению графа С. Ю. Витте, на два года отсрочила мировую войну. «Вспоминаю только один случай, — писала А. А. Вырубова, — когда действительно Григорий Ефимович оказал влияние на внешнюю политику России. Это было в 1912 году, когда [Вел. Кн.] Николай Николаевич и его супруга старались склонить Государя принять участие в Балканской войне. Распутин чуть ли не на коленях перед Государем умолял его этого не делать, говоря, что враги России только и ждут того, чтобы Россия ввязалась в эту войну и что Россию постигнет неминуемое несчастье». Сообщение А. А. Вырубовой совершенно определенно подтвердил граф С. Ю. Витте.
Только крайне распаленный бесовскою злобой человек мог высказаться по поводу взгляда Г. Е. Распутина на балканские дела (из приведенного нами выше интервью) следующим образом: «Гр. Распутин есть злейший враг святой Христовой Церкви, православной веры и Русского Государства. Мы не знаем, какое влияние имеет этот изменник Христова учения на внешние дела России, но во время освободительной войны балканских христиан (в 1912 г.) с Турцией он выступил не за Христа, а за лже-пророка Магомета. Он проповедует непротивление злу, советует русской дипломатии во всем уступать, вполне уверенный, как революционер, что упавший престиж России, отказ от ее вековых задач приведет наше отечество к разгрому и разложению».
Однако, случилось все по слову старца Григория. Именно после 1-й Балканской войны единоверная Греция оккупировала Афон. Это не признала Россия, считавшая что Святая Гора должна находиться под протекторатом тех стран, где православное население составляет большинство. Но православные греческие монахи поддержали свою страну в этих притязаниях, что привело их, в свою очередь, к конфронтации с русскими монахами.
В октябре 1913 г., как бы подводя итоги Балканских войн, Григорий Распутин говорил своему собеседнику: «Что нам, — спрашивал он, — показали наши «братушки», о которых писатели так кричали, коих защищали, значит… Мы увидели дела братушек и теперь поняли… Все… Да… А что касаемо разных там союзов, — то, ведь, союзы хороши, пока войны нет, а коль она разгорелась бы, где бы они были? Еще неведомо…».
«Союзы», о которых говорил старец Григорий — это, конечно же, Антанта. О том, как «союзники» поступили с Императором Всероссийским в феврале-марте 1917 г., и как потом заигрывали с большевиками, не стоит и говорить…
О том, что взгляд на войну у Г. Е. Распутина не изменился и позднее, видно из письма Царицы Государю уже в разгар Первой мировой войны 1 ноября 1915 г.: «Наш Друг был всегда против войны и говорил, что Балканы не стоят того, чтобы весь мир и из-за них воевал…»
«Ведь вот, родной, ты-то, к примеру сказать, пойми! — пытался растолковать Г. Е. Распутин свой взгляд на войну еще ДО ТОГО как мировой пожар разгорелся. — Была война там, на Балканах этих. Ну и стали тут писатели в газетах, значит, кричать: быть войне, быть войне! И нам, значит, воевать надо… И призывали к войне и разжигали огонь… А вот я спросил бы их, — с особенной экспрессией подчеркнул Распутин, — спросил бы писателей: «Господа! Ну, для чего вы это делаете? Ну, нешто это хорошо? Надо укрощать страсти, будь то раздор какой, аль целая война, а не разжигать злобу и вражду».
Однако следует отметить, что когда Первая мировая война все-таки началась, то старец Григорий призывал сражаться до победы и постоянно молился о русском воинстве.
А теперь, что касается слов Григория Ефимовича о Церкви (разумеется, не о Церкви в мистическом смысле, а как о земной организации и, притом, современной ему). В монашестве же нет спокойствия, а есть борьба: то с собственным телом, то с мирским духом. Разве это праведники что в клобуках, состязаются из-за Патриаршего Престола?.. Антоний Волынский, Сергий Финляндский!.. Разве этого нужно им искать и указывать?»
Положение дел в Русской Православной Церкви в описываемое время было весьма сложное (и вовсе не в том смысле, который нам пытаются втолковывать некоторые церковные историки: мешал-де обер-прокурор Св. Синода, не было Патриарха, задыхались от казенщины и отсутствия свободы). Как еще до революции писал премудрый владыка Сергий (Старгородский), впоследствии первый «советский» Патриарх: «Я говорю не о свободе духовной власти от светского вмешательства. Это вопрос ничтожный. Я говорю о том, чтобы идеалы Церкви были первенствующими».
И в другом месте: «Русская Церковь всегда была больше органов своего управления. Если бы уничтожить, отменить эти органы, можно ли будет сказать, что Русская Церковь перестала существовать?» И еще: «Рядом с… громкими заявлениями о своем Православии мы остаемся равнодушными к самому существенному, не замечаем, что жизнь наша — и частная, и общая — устрояется совсем не по-православному, не на тех началах, которые преподает нам вера…»
О том, на каких началах устроялась жизнь многих (не будем закрывать на это глаза!) представителей духовенства того времени, собеседник Григория Распутина, Д. Разумовский в том же материале с болью пишет: «Неужели Св. Синод, узнав из донесения о. ректора о черниговских семинаристах, что они поголовно предаются онанизму и потому бунтуют, — не принял никаких мер против губительного увлечения целой семинарии в 600 человек?!.. Какую породу может дать России и миру эта великая армия блудников, с которыми ничего не мог сделать сам о. ректор, читающий сочинения Вас. Вас. Розанова «о мире таинственном и неразгаданном»?
О том, что подобные беззакония вовсе не были единичным явлением в «духовной среде» (где не менее изощрялись в клевете на Г. Е. Распутина), свидетельствуют письма архиепископа Волынского Антония (Храповицкого) митрополиту Киевскому Флавиану (Городецкому).
Так владыка Антоний пишет: «У нас в семинарии были жандармские обыски и сопротивление учеников 3 и 4 классов: арестовано 14 человек, и найдено около 200 революционных брошюр. Я думал, что тех и других будет гораздо более; — видно плохо искали. В отца Зосиму попала одна из летевших в городовых табуреток — расшибла ему лоб. Потом приходила депутация учеников просить прощения и заявляла, что это случилось нечаянно, в темноте. Меня вся эта история, исключая ушиб Зосимы, нисколько не огорчила, хотя бы заарестовали всех семинаристов: снявши голову — по волосам не плачут. Все равно будут ведь революционерами, поступив в университет…
Учащиеся в академиях попы целыми месяцами не ходят в церковь, а штатских студентов во всех академиях на воскресных обеднях бывает 7-10 человек. Попы едят перед служением колбасу с водкой (утром) демонстративно, гурьбами ходят в публичные дома, так что, например, в Казани один из таковых известен всем извозчикам под названием «поповский б.» и так их и называют вслух».
Ознакомившись с этими прискорбными фактами, становится особенно ясным и понятным, почему такой человек, как Григорий Распутин, был костью в горле новоиспеченным священникам таких духовных школ.
Хотя старец Григорий никого не обличал словесно, но сама его жизнь, само существование его обличало беззаконников, пытавшихся на него — публично — переложить свои грехи.
Через некоторое время после публикации приведенного интервью Григория Распутина журналисту Д. Разумовскому появилась небольшая специальная статья о Григории Ефимовиче. Причем в том же издании, которое опубликовало и материал Разумовского, а именно в «Петербургской газете» от 13.10.1913.
Выписками из этой статьи мы и завершим нашу публикацию:
«Целая книжная литература создалась около «старца» Г. Е. Распутина, которому насчитывается не более 42 лет, и ворох статей «очевидцев» и «хорошо осведомленных газетных сотрудников» появляется регулярно относительно деятельности старца и его якобы необыкновенного и даже необъяснимого влияния в высоких сферах. По проверке оказывается, что книги с разоблачениями составляются неизвестными авторами, упорно старающимися скрыть от потомства даже свое имя, не говоря о происхождении, а газетные сотрудники обладают даром личной беседы с отсутствующим из Петербурга Распутиным.
Распутин — обыкновенный русский мужик - экзальтированно-умный, чистоплотно-чистый, заботливо-трудолюбивый и, главное, не порывающий свои связи с простым народом и потому-то и сильный в народе и в сферах, которые близки народу или дорожат им. Вот нехитрая разгадка внимания к этому человеку…. Что это личность необыкновенная, стоящая выше ряда пророков в рясах и пророчествующих в мундирах — это также несомненно… Вся сила Распутина заключается в вере и благотворении, да христианских подвигах добродетели, не показной, не крикливой, но такой, которая, очевидно, является редкостью для критикующих этого человека деятелей нашего времени».
