В «Основах социальной концепции РПЦ» есть такой тезис: «Ее (Церкви — Н.С.) целью является не только спасение людей в этом мире, но также спасение и восстановление самого мира» [1,4]. Тезис смелый и совершенно верный. Действительно, в задачи Церкви входит не только работа внутри Церкви, со своими прихожанами по преображению их душ, но и совершенствование, христианизация мира, т.е. того, что находится вне Церкви. И прежде всего — это преображение общества, которое является ближайшей к Церкви составляющей мира. Принцип церковного преображения мира безусловен, ибо сам господь требует молиться: «да будет воля Твоя яко на небеси и на земли». Сам же мир без помощи Церкви спасти себя не может.
Однако в «Основах» этот тезис стоит как-то одиноко, и не подкреплен механизмом такого преображения. А в реальности Церковь второй задачей фактически не занимается. Даже само понятие «социальная работа» сейчас имеет совершенно другой смысл. Теперь это просто патронажная служба, которая, в силу своей малочисленности, обслуживает опять-таки только саму Церковь — престарелых батюшек, членов их семей и избранных мирян. А если мы зайдем в храм, то увидим, что там стоит очередь прихожан на исповедь к священнику, где каждый получает прощение своих личных грехов; батюшки заняты своим приходом, епископы — своей епархией. Всё происходит внутри Церкви, и в церковной структуре даже не видно организации, которая должна заниматься преображением мира.
Кажется, что наша Православная церковь ориентирована на сугубо личное спасение, и другую функцию выполнять не может. Но на самом деле это не так. Еще в древности разработан замечательный механизм, позволяющий принимать Церкви самое активное участие в христианизации общества.
Речь идет о симфонии властей. Слово «симфония» впервые встречается в преамбуле к 6-ой новелле императора св. Юстиниана: «Величайшими у людей дарами Божиими, данными свыше по человеколюбию, являются священство и царство. Первое служит делам божественным, второе начальствует и наблюдает над делами человеческими; и то, и другое происходит от одного начала и гармонично обустраивает жизнь человеческую — и ни что так не важно для царствующих, как почет иереев, которые за них вечно молят Бога. Ибо если первое будет совершенно безукоризненным и удостоится у Бога благорасположения, а второе будет по справедливости и подобающим образом обустраивать порученное ему государство, то наступит некое доброе согласие (симфония), которое обеспечит все какие ни есть блага роду человеческому» [2] (пер. К.А. Максимовича).
Таким образом, «симфония» предполагает, с одной стороны, разделение сфер влияния между «священством» и «царством»: «священству» — забота о духовном состоянии душ пасомых, «царству» — управление государством. Но, с другой стороны, обе власти служат общей цели. Цель эта — приведение народа к Богу, христианизация всего общества. Иначе говоря, смысл и назначение симфонии состоит в преображении всего общества, выстраивании его в соответствии с христианской истиной. Для этого Церковь привлекает «царство», государственную власть, т.е. именно тех, кто и должен заниматься устроением жизни общества. Именно ради этого священство и царство, не сливаясь в единое целое, образуют союз, симфонию.
Но в процитированном отрывке есть одна примечательная тонкость. Сказано: «священство», а не «Церковь». И это не ошибка и не небрежность. Св. Юстиниан был достаточно квалифицированным богословом, чтобы ясно выразить свою мысль. А суть в том, что «священство» — это еще не вся Церковь. В Церковь, по мысли Юстиниана входят еще «царство» и «человечество». «Царство» — это государственная власть, государственный аппарат. А «человечество» — это верующие члены византийского общества. А поскольку тогда подавляющее большинство жителей империи было крещено и верило во Христа, то в 6-ой новелле «церковный народ» отождествляется со всем населением империи, т.е. отождествляется с «человечеством». Отметим, что если в Византии «церковный народ», «общество» и «человечество» являлись фактически синонимами, то сейчас ситуация иная. Наше общество носит секулярный характер, и большинство его членов Церкви не принадлежат. Поэтому «церковный народ» — лишь часть общества. Но с церковной точки зрения «церковный народ» — важнейшая часть Церкви, ибо «симфония» делается именно для него.
Таким образом, «симфония» — это не договоренность между независимыми ветвями власти, а союз разных институтов внутри одной Церкви. И причем, союз равный, без подчинения одной ветви власти другой. Вот, оказывается, как, по мысли Юстиниана, должна быть устроена земная Церковь!
К сожалению, такому пониманию структуры Церкви мешает сама терминология. Если Юстиниан определенно различает «священство» и Церковь, то мы зачастую смешиваем, понимая под «Церковью» клир и вообще тех, кто профессионально занимается церковным культом. Именно эти люди образуют некий социальный институт, который и называют «Церковь». Более сведущие присовокупляют к Церкви «церковный народ», «народ Божий», т.е. мирян, не работающих в церковных структурах. А вот Юстиниан видел в Церкви еще и государственную власть. Можно усомниться: не слишком ли это высоко для нее — являться частью Церкви? Нет, не слишком. Понятие «симфонии» всегда подразумевало, что «царство» входит в Церковь. Юстиниан только зафиксировал уже сложившуюся симфонию законодательным образом (новелла — это государственный закон). Сама же симфония фактически возникла на два века раньше — еще при Константине Великом.
Николай Сомин, Русская народная линия
